Евгений Шулепов: «Желать бежать  нужно сильнее, чем лежать»

Наш собеседник председатель Дальневосточного объединения промышленников и предпринимателей Евгений Шулепов хотел рассказать нам о последствиях европейских санкций, а поведал о необходимости социальной науки, Гегеле и Бердяеве, а также о том, почему мы до сих пор не живем в гражданском обществе.  

Не будьте  «посовещавшимися»

— Евгений Николаевич, главная обсуждаемая экономическая тема сегодня – это европейские санкции против России. Ограничительные меры коснулись почти всех секторов – сельского хозяйства, «оборонки», науки, промышленности. Как, по вашему мнению, они отразятся на ближайшем будущем Дальнего Востока?

— Один немецкий министр сказал: «Зачем бороться с российским бизнесом, тратить деньги, если с ним успешно борется само российское правительство?» А бизнес-омбудсмен Борис Титов, как бы отвечая на это, признался: «Сегодня наше общество заражено иждивенческими  настроениями».

Это хорошо видно, если услышать, какие обещания одни граждане дают другим перед выборами: накормим всех семью хлебами. То есть один иждивенец, в котором родилась жажда власти, подобен другому иждивенцу, который его этими полномочиями наделяет.

Причем здесь санкции? Конечно, это плохо. И мы будем искать виновных.  Но, я надеюсь, что  в итоге общество взглянет в зеркало и увидит черную сторону своего бытия. У нас должна начаться, наконец, новая история.

Еще недавно поднимали на щит Петра Столыпина с его утверждением, что надо помогать не бедному, а сильному. Тем самым будить  в бедных внутренние силы. Но, когда все прочитали, что Столыпин наговорил, его с повестки дня убрали. Теперь  поднимают философские труды Николая Бердяева, который утверждал, что власть существует не для того, чтобы раздавать блага, а для того, чтобы тунеядцы и прочая публика не поубивала друг друга.

Что же мы имеем? Нам твердят: бюджет есть реальная политика. И он, этот бюджет,  является социально ориентированным: у одних отняли, другим насыпали. Эта парадигма у нас в крови.

Я полагаю, что экономические санкции, опущение нас на дно заставит наполнить социальное государство совершенно другими смыслами. Почему нет социально государства, в нашем понимании, в Сингапуре, Японии, Китае? Платность образования не становится барьером. Ведь внутренняя логика развития: бежать. Она заставляет людей больше зарабатывать и эффективнее работать. И, соответственно, кому я заплатил, тот мне должен, возникает система долженствования. Не будут врачи вами заниматься, они питаются от госбюджета, они на него молятся. Больной гражданин или здоровый – им не интересны, в принципе.

Санкции должны нас отрезвить. Они заставят нас тренироваться бежать, создавать гражданское общество. Мы должны научиться быть гражданами, и с детства понимать, почему выгодно жить для других.

 Деньги – лишь инструмент измерения любви

— Каждый день нам рассказывают, как мы должны ускориться. Торами, свободными экономическими зонами  прожужжали все уши, а на самом деле ничего не делается. Почему?

— Куча совещаний проходит по улучшению экономики. Замечу, что экономика – это всего лишь управление хозяйством. Нам же рассказывают про управление не своим хозяйством, а каким-то другим, потусторонним: кто-то должен трудиться и улучшать жизнь. Мало кто говорит, как работает он. Некая отчужденность чувствуется, у меня все хорошо, а у других – все плохо.

Причину надо искать в истории. Коммунистическая идеология гордилась тем, что Ленин поставил с ног на голову философию Гегеля, внеся в нее материальный стержень. Помните: бытие определяет сознание? То есть материальное и есть сознание. Разговор о торах —  общенациональное заблуждение о панацее от всех проблем. Как будто один закон даст нам стимул для роста. Так дети крутят руль и воображают, что едут. К сожалению, от одних торов нивы не заколосятся.

Не меняя сознания людей, мы ничего не изменим. Для того, чтобы рациональное состоялось, нужно иррациональное мышление. Но это вопрос социальной науки. В России ее не было, и нет, любая наука развивается только в свободном обществе. А ведь этот предмет  может ответить, что движет обществом, что есть смысл жизни.

Но мы говорим: дайте нам свободную экономическую зону на Дальнем Востоке. Мы, промышленники и предприниматели,  подразумеваем, что, прежде всего,  это свобода деловодства, улучшение делового климата. А она отрицает все, что входит сегодня в парадигму социального государства с его бесплатностью. Из четырех действий остались два – отнять и поделить. Преумножить, прибавить в этой конструкции не рассматривается. Миллиарды в крае вкладываются в здравоохранение, в кабинеты, в оборудование, на зарплаты главврачей. А, может, эффективнее учить людей быть здоровыми? Чтобы они меньше пили, меньше жрали, 24 часа в сутки думали, как полюбить себя?

Ведь что такое трудолюбие? Это любовь к ближнему. Ты своим трудом любишь меня, я его покупаю, и мы вместе становимся эффективнее в деле. А деньги – всего лишь инструмент измерения нашей любви друг к другу, не более чем. А мы потакаем тем, кто лежит, чтобы они не встали и побежали, а продолжали лежать. Государство, как корова дойная, все от нее просят, а у нее только четыре титьки. По заверениям наших экономистов, у нас сегодня просто не существует управления расходами – они всегда растут. То есть растут потребности, а корова почему-то дает все меньше.

Поэтому нам сегодня нужно новое понимание социального государства. Необходимо выдавливать вредное, прививать желание бежать вместе со всей страной. А для этого движущим классом должно стать деловое сообщество.

Зачем нам бремя?

— Говорят,  из-за санкций проценты по кредитам сегодня могут стать запредельными. Хотя они и так сегодня не маленькие. Как это может отразиться ли это на улучшении делового климата?

— Что есть человек, его дело? Мы говорим: бизнес. Это слово, как трактор, то ли тарахтит, то ли «трындит». А, в сущности, это конкретное объединение людей по экономическим интересам. И банк им, допустим, не дает кредит, потому что не верит им.

Есть такая фигура речи: кредит доверия. Сегодня его цена 20%, будет, говорят, еще больше. Это означает, что мы друг другу не доверяем. Потому, что вместо того, чтобы бежать, они лежат. Это внутренне состояние общества, и никакой закон этого не изменит. В развитых странах это доверие формировалось веками, поэтому там законы регулируют не больше 10 процентов общественных отношений. Хотя тысячи наших законов, созданных за 20 лет, регулируют реально всего 2-3 процента наших отношений.

Поэтому, даже если государство станет гарантом перед банком, ничего не изменится – государство попросту станет банкротом.

Я был достаточно большим скептиком вообще необходимости института бизнес-омбудсмена. Мне представлялась это очередной государственной реакцией на чрезвычайно низкий уровень самоорганизации среди предпринимателей. Ведь не зря же Путин как-то заявил о незрелом гражданском обществе.

Но этот институт – прожектор, выхватывающий своим лучом реальное положение дел между чиновниками и предпринимателями. Как говорится, русские не хотят строить дороги, поэтому строят вездеходы. Вот и мы не стремимся создать деловое сообщество, не понуждаем к этому, не стимулируем. Деловое сообщество – это когда люди верят друг другу. Значит, они одинаково понимают определенные принципы, например, в части уважения к закону.

Омбудсмен Борис Титов, который недавно посетил Хабаровск, должен понять, что его защита предпринимателей – это их развитие. Не мешай тем, кто хочет бежать.  Он министр без портфеля по организации и структуризации предпринимательства. Только так можно сделать так, чтобы закон «бежать» противостоял закону «лежать».

— За последнее десятилетие как только власть не проверяла бизнес на прочность. И все мало: то страховые взносы, то налог на имущество, то налог с продаж. Какая главная проблема у предпринимателей сегодня?  

— На встрече с Борисом Титовым я задал ему вопрос. Допустим, спросил я,  у гражданина возникла тяга убирать лестничную площадку. Нанял одних соседей, оформил договор обслуживания  с другими. Почему государство возложило на него моральную, административную, уголовную ответственность, и обязало меня отнимать у соседей  подоходный налог? Ведь это гражданский налог. То есть я становлюсь фискальным агентом государства. Происходит социальное, экономическое и гражданское отчуждение. Поэтому мы никак не можем выстроить систему местного самоуправления.

То же самое со страховыми взносами. Я отбираю твою ответственность за твое будущее с тем, чтобы им по справедливости распорядилось так называемое государство, чтобы не обидеть бедных и убогих, чтобы у нас не было социальной нестабильности.  А ты, может, и сам желаешь распорядиться своими накоплениями, а, может, и жить не собираешься больше 60 лет. Прокрустово ложе.

Трехпроцентный налог вообще можно назвать налогом «на честность». У нас же все честные.  Вот пришел фискал на хабаровский рынок. Там свое общество со своим законом, своей ответственностью. Кто знает, какой там розничный оборот? Заглянул в бумажку, и прослезился – оборота ноль, собрать налог нельзя. «Бомбила» на стоянке ему тоже «болт» показал.

В результате, все это обернется кукишем в бюджете, который вроде бы запланирован. А ответчиком будут те, кто честно ведет свою бюрократию.

Сейчас они придумывают налог на имущество. И никому в голову не приходит, что имущество предпринимателя, это, прежде всего, общественный капитал. Он дан обществом конкретному человеку на время его воспроизводства, это еще батюшка Маркс сказал. А в итоге, подведут к тому, что имущество станет бременем, и от него начнут отказываться. Зачем нам бремя?

Цель всех экономических организаций – получение прибыли. Прибыль – это преумножение бытия, это экономический механизм. Но у нас сегодня отношение с экономическими организациями носит невежественный характер. Это означает, что мы, как организация граждан, то есть государство, до сих пор не сложились. Поэтому между чиновниками и предпринимателями не видна молекула общественной алхимии. Не формируя отношения и ответственность гражданина и государства, мы, находясь близко от цели, будем от нее дальше, чем Австралия.

В. Серебренников.

Фото: kommersant.ru